Миф об избыточности образования. Голодец головного мозга

Относительно недавно некая госпожа Ольга Голодец – кажется, вице-премьер некоего либерального правительства – высказалась относительно того, что в современном обществе имеется слишком много людей с высшим образованием. Что – с ее точки зрения, и вероятно, с точки зрения указанного правительства – является явным непорядком, поскольку эти самые люди с «в/о» не желают работать там, где они являются необходимыми (опять-таки, с точки зрения правительства). Поэтому желательно, чтобы их количество сократилось, а основная масса граждан ограничилась бы образованием средне-специальным. Наверное, это хорошо – потому, что данные субъекты могли бы вообще потребовать оставить обязательной только начальную (церковно-приходскую) школу. Но удержали свои эмоции и высочайше разрешили хотя бы техникум.

Самое же интересное тут то, что в данном случае госпожа Голодец подняла один из базисных мифов современности, созданный ещё тогда, когда оная персона сама ходила в школу. Речь идет про идею об избыточности «лишнего образования». На самом деле, конечно, можно долго говорить о том, что современная системы обучения крайне несовершенна. Можно указать на тот момент, что большая часть нынешних вузов представляют собой чистые «синекуры», занимающиеся исключительно продажей дипломов. И что замена данных заведений теми же техникумами на деле явилась бы не ухудшением, а улучшением общей картины образованности – если, конечно, предположить, что данные техникумы будут давать знания на уровне советского техникума. Однако в словах Голодец, равно как и в бесконечных подобных высказываниях разнообразных представителей постсоветской элиты, как правило, речь идет не о том, что стоило бы обратить внимание на качество вузовской деятельности и установить хоть какой-то «качественный барьер» для них. А о том, что людей с высшим образованием стало как то слишком много.

И разумеется, как и большинство подобных идей, оное представление возникло еще в поздне-советский период. Тогда, когда официальная пропаганда призывала радоваться необычайно высокому числу студентов и научных сотрудников на единицу населения. Но именно тогда среди советского населения начало распространяться известное сомнение относительно того, в правильном ли направлении идет развитие. Как не удивительно, но возникли они по двум, казалось бы, не связанным, причинам.

С одной стороны все популярнее становилось утверждения о том, что указанное образование является не сравнимым с тем, что существует на «благословенном Западе». Дескать, именно там дают настоящие знания. А все, что у нас – так, видимость. Собственно, это являлось закономерным следствием известного постсоветского отношению к «загранице», как к месту, где доступны все возможные блага – ведь очевидно, что без нормального образования подобное быть не может. (Кстати, забавно то, насколько сильно было воздействие подобной идеи – к примеру, даже те отрасли, в которых СССР был далеко впереди всех, скажем, в оборонной промышленности, воспринимались поздне-советским человеком, как «полный отстой». Собственно, даже инженеры и офицеры совершенно серьезно говорили про «ржавые ракеты» – даже если видели реальное оружие своими глазами.)

И одновременно с этим в поздне-советском обществе проявилась и иная тенденция. А именно – популярной стала мысль о том, что советское образование даже в подметки не годится образованию дореволюционному. Собственно, самый известный пример этого – рассуждение Александра Солженицына об интеллигентах и «образованцах» ^[3], но понятно, что это лишь один из вариантов крайне распространённой идеи. На самом деле, мысль о том, что советская школа в подметки не годится «классической гимназии», выпускники которой (все!) могут говорить, как минимум, на четырех языках (двух живых и двух мертвых), а советский вуз и рядом не стоял с дореволюционным университетом, просто не могла не возникнуть в тех условиях, когда портрет Николая II занял свое законное место на стене советского интеллигента. Ведь очевидно же, что в стране, где можно было на десять копеек поесть стерляжьей ухи, жить гораздо лучше, нежели там, где на эти же деньги можно купить лишь непонятного супчика в столовой! К тому же, от русской интеллигенции того XIX века осталось немало исторических источников, свидетельствующих о ее необычайном (реально) потенциале – научных монографий, художественных книг, иных произведений искусства. Собственно, уже это вызывало в интеллигенте советском мысль о своей неполноценности. Правда, при всем этом, данное богатство почему-то слабо конвертировалось в общее развитие страны, но про данный момент поздне-советский человек предпочитал не задумываться…

Эти «два направления» критики советской системы образования могут показаться абсолютно независимыми (что дает возможность для антисоветчиков утверждать их верность). Но на самом деле, в их основании лежала одна единственная идея, верная и для «сторонников России, которую мы потеряли», и для «западников». А именно – то, что образование может быть эффективным только тогда, когда станет недоступным для большей части населения страны. Иначе говоря – тогда, когда за него придется бороться. Ведь и «на Западе» (с точки зрения поздне-советского человека) оно является платным, и человек, решаясь «образоваться», вынужден или копить/зарабатывать деньги, или брать кредит. И в пресловутой «Россия, которую мы потеряли» просто так поступить в университет или даже гимназию было невозможно (как не странно, но поздне-советские люди это знали – из художественной литературы), надо было или зарабатывать деньги, или получить их у какого-то мецената. А значит, любой студент или даже «школьник» (гимназист) имел реальную мотивацию к обучению – поскольку, если он не получал нужного числа знаний, то это значило, что весьма значительные деньги были потрачены впустую.

В противовес советскому периоду, где данная мотивация являлась весьма условной – ведь образование давалось всем бесплатно. И даже учеба в вузе, с ее возможностью «вылететь» рассматривалась, как достаточно «спокойная» – ведь избежать отчисления можно было достаточно легко, скажем, перездавая предметы. Да и вообще, студент не только не должен был думать о деньгах за учебу, но и вообще, мог не думать о деньгах – стипендия хоть и не позволяла «шиковать», но на скромное проживание оказывалась достаточной. Поэтому с точки зрения обывателя советский студент или школьник выглядел полностью немотивированным: мало того, что он мог не думать о «хлебе насущном», так еще и не имел страха перед будущим в случае неудачной учебы. Ну, может быть, только опасность службы в армии – так в поздне-советское время служили все…

Именно исходя из этого в поздне-советское время сложилось впечатление о том, что учеба является практической «синекурой», ничего не дающей обществу. Впрочем, были и иные причины, дающие основание для подобного представления. В частности, очень многие граждане были убеждены, что в СССР однозначный переизбыток лиц, имеющих высшее образование – при недостатке низкоквалифицированных работников. Подобное состояние может показаться парадоксальным – однако оно имело под собой реальное основание, хотя и отличающееся от обывательских представлений. Дело в том, что традиционно высшие учебные заведения размещались в крупных городах, включая Ленинград (Петербург) и Москву. Особенно богата данными учреждениями была столица – по ряду абсолютно объективных причин. Результатом всего этого было увеличение концентрации студентов в крупных городах, причем большая часть их, понятное дело, являлась местными жителями. (Поскольку и уровень образования тут был выше, и поступать в вуз, живя дома, было легче.)

Проблема была в том, что большая часть промышленности, и вообще, народнохозяйственных объектов, была за пределами «столиц». А значит, именно там существовал реальный спрос на квалифицированные кадры. Т.е., большая часть столичных студентов, и вообще, студентов из крупных городов должна была – в идеале – отправиться в места вновь возводимых заводов, комбинатов, шахт и т.д. – в провинцию. В места со значительно меньшим уровнем комфорта, в том числе, и культурного, «духовного», нежели те, в которых они учились. Собственно, отсюда понятно, что многие из новоявленных выпускников подобного желания не проявляли, и старались любыми способами «закрепиться» в местах своей учебы. Впрочем, не стоит упрекать их исключительно в стремлении к комфорту – та же проблема часто возникала и после выпуска «провинциальных» вузов. Просто сам факт переезда на новое место был для поздне-советского человека не сказать, чтобы особо положительным эффектом.

Это, кстати, очень интересная тема – падение мобильности населения в поздне-советское время. Забавно, например, что наряду с нежеланием молодых специалистов ехать в «тьму-таракань», существовал и обратный процесс. А именно – многие жители национальных республик, где имелся очевидный демографический перевес, упорно не желали переезжать в места, где существовала реальная потребность в труде. Причем, при условии, что там у них будет выше зарплата, появится больше натуральных благ, вроде квартир, и т.п. (Что выглядит забавно на фоне того, что произошло потом, когда практически те же люди потянулись на нищенскую зарплату в варварские условия труда. А нужно-то оказалось всего-навсего, прийти к власти «национально ориентированным силам», благополучно сломавшим все, что только было можно.) В общем, в данном случае можно говорить не столько о переизбытке или недостатки работников высокой или низкой квалификации, сколько о несоответствии места их потребности и наличия в условиях падающей мобильности. Ну, и прибавить сюда полное исчерпание логистических ресурсов крупных городов – т.е., невозможность там создавать новые предприятия и учреждения…

Поэтому говорить о том, что миф об избыточности советского образования имел какие-то реальные основания, нельзя. На самом деле, он, как уже сказано выше, формировался в результате общего процесса зарождения и развития антисоветских мифов, связанных с особенность поздне-советской жизни. Эту тему я уже разбирал не раз, и планирую не раз вернуться к ней. Тут же хочу отметить лишь то, что один раз возникну, данный миф продолжает существовать и в современном обществе, накладываясь на текущие его особенности, вроде катастрофического снижения образовательного уровня. Однако основа его остается той же – советское образование (сейчас российское, но воспринимаемое, как продолжение советского) неэффективно. Поэтому все усилия по его «улучшению» направляются именно на отход от «советского образца». Вводится «болонская система», устанавливается пресловутое ЕГЭ вместо вступительных экзаменов в вуз. (Правда, «серьезные» вузы, наподобие МГУ, все же сохранили систему «своих» экзаменов – очевидно, для «отсечки» массы «гениев» из кавказских республик.)

Однако базис советской системы образования – ее общедоступность – пока еще остается. Сейчас, конечно, эта общедоступность скорее потенциальная, нежели реальная, однако даже в подобном виде она является достаточно серьезной мишенью для антисоветчиков. Что поделаешь – даже сейчас «кредиты на образование» не стали еще нормой для постсоветских людей, в отличие от той же ипотеки. А значит, «реальной заинтересованности» обучающихся – по мнению критиков – пока так и не наблюдается. Поэтому, разумеется, «наступление в этом направлении» продолжаться – в плане максимального урезания образовательной доступности. В общем, не рискуя демонтировать всю систему целиком, они привычно сосредотачивают свои силы на «отъедании» по частям – что касается и вузов, и школ, и практически убитой системы внешкольного образования. Везде, где можно – будет проводиться «коммерциализация» и введение платы, как главный лейтмотив антисоветского мышления…

Однако нам во всем этом интересно, разумеется, не стремление антисоветски настроенных граждан – в том числе, и во власти (где их количество близко к 100%) - к тому, чтобы полностью разрушить то, что было построено при СССР. Как раз оно-то является совершенно ожидаемым и прекрасно прогнозируемым. Нам – т.е., людям, настроенным на решение проблем современного общества – более интересно тот факт, насколько антисоветское мышление способно исказить восприятие реальности, сделав скрытыми огромное количество путей решения существующих проблем. (И напротив, чрезмерное акцентирование внимания на абсолютно не пригодных для этого направлениях, вроде пресловутой систему грантов – хотя, конечно, это уже другая тема). И в этом плане крайне важным является вопрос о пресловутой «избыточности образования», о том, стоит ли за ним что-нибудь реальное, за исключением вышеуказанного мифа. Но об этом будет сказано в следующей части…

Миф об избыточности образования. Голодец головного мозга

В продолжение «вечной» темы про образование – но не только…

Ссылки